2 дня назад в нашем колхозе мужик припарковал машину так, что она поехала под горку и сбила женщину Водила, поди, не знал или забыл, как надо ставить колеса при парковке под уклон...
Бог миловал, что в тот момент дети из школы либо уже ушли, либо еще не ушли (и моя доча тоже). Пострадавшую из-под автомобиля доставал учитель физики и два десятиклассника

Будьте осторожны и берегите себя и окружающих.

О нем много писАли и рассуждали. Исключительно субъективно - Мэттью МакКонахи и Энн Хэтэуэй абсолютно прекрасны в своей зрелости.



Почти полгода назад мы смотрели фильм в кинотеатре (утренний сеанс, цена билета 170 рублей, дешевле некуда).
Дочка была рядом. В течение почти всего трехчасового просмотра мы сидели, буквально вцепившись друг в друга, со слезами на глазах.
Когда выходили, я спросила - "О чем этот фильм, одним словом?". Ответ 12-летнего ребенка - "О выборе".
Мне нечего на это ни возразить, ни добавить.

Пишет  Шамандалай:

mcdowns продолжает вынимать из меня душу

«Не бойся, Терри, — сказала Смерть, — видишь — я не мужик,
и даже не баба, и даже не леди, и ты — не безумный старик,
а ты не смеешься, ты прячешь лицо, послушай, на озере Чад
такие, как я и такие как ты, редко нянчат внучат,

такие как ты глядят в потолок и видят на потолке,
как черепаха в космической мгле плавает не налегке,
ты знаешь, как страшно ей плыть одной, и как хохочет она,
когда в бесконечной доселе Вселенной касается лапами дна,

послушай, послушай, она верещит, она ненормальная тварь,
а ты себе чаю налей, как прежде, и виски налей, как встарь,
и вот, погляди, я стою у порога и жду тебя несколько лет,
а ты лишь теперь соизволил пожаловать, гляди, во что ты одет,

шляпа какая-то, черный плащ, бороду отрастил,
знаешь, мужик, ты какое-то чучело, стыдно домой вести.
Тут оставайся!» — крикнула Смерть, раcсыпавшись зимним дождём.

«Шутка, — сказала через минуту. — Будет прикольно. Идём!»

URL записи

Голем поцарапал рукой по полу.
— Он пытается что-то написать.
Ваймс вытащил свой блокнот, подсунул под руку Дорфла и мягко вложил в его пальцы карандаш. Голем принялся выводить буквы — немного корявые, но достаточно разборчивые. В итоге получилось шесть слов.
Потом Дорфл остановился. Карандаш выпал из его пальцев. Свет в глазах голема опять потух.
— Боги милосердные, — выдохнула Ангва. — Значит, эти слова, что вкладывались им в головы… Дело было вовсе не в них?
— Мы можем его починить, — хрипло проговорил Моркоу. — В городе есть неплохие гончары.
Ваймс, не отрываясь, смотрел на слова, написанные големом, после чего перевел взгляд на останки Дорфла.
— Господин Ваймс? — окликнул Моркоу.
— Действуй, — сказал Ваймс.
Моркоу моргнул.
— И быстрее! — рявкнул Ваймс. — Возьми себе в помощь Детрита!
Он опять посмотрел на надпись в своем блокноте.
СЛОВА, ЧТО В СЕРДЦЕ, НЕ ОТНИМЕШЬ.

(перевод А. Жикаренцев)

Дорогой мой сказочник, подаривший Плоский Мир, Нянюшку Ягг, Библиотекаря, Стражу и других - незабываемых и любимых - искренне благодарю! Покойся с миром. Проститься - нереально, ибо книги - из тех, которые хочется перечитывать вновь и вновь... Спасибо!



"Орангутан кивнул и под бряканье осыпающихся побрякушек спустился с груды сокровищ. Мягко похлопав Ваймса по коленной чашечке, он открыл «О Призывании Драконов», некоторое время листал скукоженные и осыпающиеся страницы в поисках нужной, после чего молча передал книгу Ваймсу.
Щурясь от напряжения, тот принялся разбирать коряво нацарапанные строчки.
«И все же драконы, гаварю я, не па падобию идинорогов сатпворены. Абитпают они в ниведомом Краю – а в каком, зависет от чиловеческих Ваабражения и Хатения. Патаму каждый рас, кагда кто-то призывает их и указывает им дарогу в этот мир, он вызывает сваего собственого дракона.
Патому мыслю я, что ежели Дракона Силы вызавет Чистый Сердцем, то сатворит благо. И виликое это дело начнется сегодня ночью. Все гатово. Я трудился, не пакладая рук, дабы стать дастойным сасудом…»
«Край Воображения, – подумал Ваймс. – Вот, значит, куда они ушли. В воображение людей. И, вызывая их, мы придаем им форму. Это как выдавливание теста в формочки. Только в результате получаются не имбирные пряники, а то, что ты есть. Твой собственный мрак, обретший форму…»"
Т.Пратчетт, "Стража! Стража!" (пер. С. Жужунавы под ред. А.Жикаренцева)

Я до сих пор не могу понять, что это за день в начале календарной весны, когда телефон разрывается от СМС абсолютно дурацкого содержания. Подозреваю вселенский заговор барыг, не продавших свою ВХМ (есть у меня папка на компе, так и называется - ВХМ, - всяка хуйня-муйня) ни к новому году, ни позже, и цветочных продаванов.
Я по наивности своей полагаю, что кого-то любить/ценить/беречь/холить/лелеять надо как-то не по указке свыше, а исключительно по собственному желанию, и явно не односуточно в году .

А музыку сюда поставлю лишь потому, что после ТАКОГО хочется пойти к маме, уткнуться в колени и не дышать.



Живьем оно пробивает еще хлеще, и нам крупно повезло ЭТО увидеть и услышать.

В Лондоне на 71-м году жизни скончался британский певец Джо Кокер.

Singer Joe Cocker, best known for his cover of the Beatles' With A Little Help From My Friends, has died aged 70.

The singer song-writer from Sheffield had a career lasting more than 40 years with hits including You Are So Beautiful and Up Where We Belong.

His agent Barrie Marshall confirmed that he had died of an undisclosed illness.

He said he was "simply unique" and "it will be impossible to fill the space he leaves in our hearts."

Known for his gritty voice, Cocker began his singing career in the pubs and clubs of Sheffield in the 1960s before hitting the big time.

He was propelled to pop stardom when his version of The Beatles' With A Little Help from My Friends reached number one.

His duet with Jennifer Warnes, Up Where We Belong - from An Officer And A Gentleman - hit number one and went on to win both a Grammy and an Academy Award.

He was honoured with an OBE in 2007.

Last year he broke all his own records in arenas across Europe, with a number one album in Germany and what was to be his final concert in Hammersmith, London, in June.
(BBC News www.bbc.com/news/entertainment-arts-30582761)

(автор - AvalonTree a.k.a. Дикая Яблоня)

да я же зрительниц теряю
внезапно осознал пиджей
и лембас покурив придумал
эльфийско гномскую лубофф

тауриэль в обнимку с кили
а гендальф тот с галадриэль
профессор крутится в могиле
он про другое сочинял

***

грибы украл у радагаста
коварный подлый саурон
грибочки угодили в пиццу
а пицца прямо в голливуд

***

теперь благодаря пиджею
все девы точно будут знать
что в хоббите не бильбо главный
а двухметровый эльф и лось

***

экскурсия по средиземью
для орков скучною была
и лишь азог вполне доволен
он вез в обозе пенопласт



(оттуда же, этот же автор)
часть II - благодарственная
мы все пиджею благодарны
за то что хоббит просто есть
кто знает что б мы увидали
когда б его дель торо снял

мы все пиджею благодарны
за то что хоббит в трех частях
и мы дожили до финала
а мог ведь снять и целых шесть

мы все пиджею благодарны
на толерантность он забил
и в фильме нету троллей геев
и афроэльфов тоже нет

мы все пиджею благодарны
за сдержанный постмодернизм
лишь парочка червей из дюны
по крайней мере не кинг конг

мы все пиджею благодарны
он мненье автора учел
и аркенстон в конце нашелся
и бильбо все же уцелел

(Хенвен)
Мы все ПиДжею благодарны,
Он Трандуила показал,
Пускай совсем не тот, что в книге,
Зато красив и на лосе!

(Endless Summer)
мы все пиджею благодарны
за взгляд с тоской и фен в лицо
красивый сильный и богатый
не гном а грей без парусов

мы все пиджею благодарны
за то что сердце тыц тыц тыц
то трандуил вошёл в покои
как в перестройку секс энд драгз

мы все пиджею благодарны
фанатов мненье он учел
угробил лося с баттлпигом
оставив дейзичку в живых

мы все пиджею благодарны
за слоу мо и эпик вин
лишь только физика рыдает
её попрал кто только мог

13 декабря 2014 года ушел из жизни великий русский писатель Михаил Успенский.

Успение

Утешений никаких нет, кроме разве мысли о том, что Успенский в раю

Михаил Успенский умер во сне, как и полагается праведникам. Было ему 64 года. В последнее время он часто говорил, что долго жить не собирается и к этому не стремится.

Он был очень большим писателем и, вероятно, самым русским человеком, которого я знал: редкостно умным, гениально одаренным, сильным, при этом неуклюжим и по-детски беспомощным во всем, что было ему неинтересно, и стремительным, зорким, неоспоримо профессиональным во всем, что любил и умел. А умел он сочинять, играть со словом, выдумывать чудеса, сюжеты, фантастические обстоятельства, хотя называть его только фантастом я бы не стал. Узко это и даже, пожалуй, унизительно. Разве не Успенский написал лучшую прозу на русском языке за последние годы — самую изобретательную, цветастую, смешную, динамичную, богатую? Разве не ушли в фольклор шутки из трилогии о Жихаре — романов «Там, где нас нет», «Время оно» и «Кого за смертью посылать»? Разве не разлетелся на парольные цитаты их с Андреем Лазарчуком роман «Посмотри в глаза чудовищ» — наш ответ «Маятнику Фуко», решительно переросший свою пародийную задачу и вырвавшийся за рамки беллетристики? Все, за что брался Успенский, будь то детская популяризаторская книжка, новый текст для «Истории солдата» Стравинского или инсценировка «Кандида» для МХТ, — последнее, над чем он работал, — это поражало прежде всего избытком его сил, выходом за рамки любых прагматических задач. Успенский был из тех, кто вместо копейки ставит рубль, потому что копеек у него нет.

Он писал тяжело, хотя его книги производят впечатление фонтанной, ослепительной легкости, почти игры: тяжело не потому, что был тугодумом или перфекционистом (они обычно зануды, не чуждые самолюбованию), а потому, что ему не так-то легко было привести себя в состояние блаженной беззаботности, когда все делается само. Успенскому принадлежит блестящая догадка о том, что реализм — надолго задержавшаяся литературная мода, довольно уродливая, и что реванш сказки неизбежен. «В старину рыбаки, уходя в долгое плаванье, брали с собой бахаря, чтобы рассказывал сказки. Представляю, что бы они с ним сделали, если б он начал им рассказывать про их тяжкую лолю да про то, как деспот пирует в роскошном дворце!». Успенский полагал, что искусство лолжно быть праздником, и празднично все, что им написано: «Дорогой товарищ король», «Чугунный всадник», даже мрачнейший из его романов «Райская машина», эпиграфом к которой он взял гриновские слова «Черную игрушку сделал я, Ассоль». В этом романе сказаны страшные слова о том, что фашизм — нормальное состояние человечества. Не было в последнее время более точного изображения нынешней России, с упоением устремившейся назад и вниз. Но и в этой книге Успенский неутомимо насыщает текст фирменными своими шуточками, играя с речью, как с ручным зверем: после Шергина и Коваля никто не чувствовал стихию русской прозы так точно и любовно, никто так не купался в русском языке, не жонглировал цитатами и не каламбурил. Последние две его книжки — «Богатыристика Кости Жихарева» и его же «Алхимистика» — смешны, как «Янки при дворе короля Артура», хотя Успенский и жаловался постоянно на усталость и апатию: страшно подумать, чего ему стоило учить детей уму-разуму и добру, когда все вокруг свидетельствовало о бессмысленности и обреченности этого занятия. А писал он все равно празднично и триумфально, потому что иначе не умел.

В последний год он особенно болезненно переживал раскол в дружной, всегда монолитной среде фантастов. Об этом — последняя его статья «Гибель эскадры», которую он в августе напечатал в «Новой» и которая всех впечатлила, но никого, конечно, не убедила. Расколоть с помощью Крыма, как оказалось, можно любое сообщество, хоть бы и самое сплоченное. Сероводород эпохи был для Успенского особенно удушлив, потому что мало кто так любил своих друзей, как он, мало кто так был настроен на артельную работу, застолье и всякого рода общение. Никто так не бросался помогать, как Успенский, никто не умел так утешать, отвлекать, заговаривать боль, — и разрыв с друзьями, расхождение с ними по искусственным, идиотским, в сущности, причинам были для него невыносимы вдвойне. Обычно мы с ним каждое лето ездили в Крым, где он молодел и где все его любили, — в этом году поехали в Черногорию, где все было не то и где он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Но и ворчливый, и сердитый Успенский был прекрасен — он по-прежнему импровизировал и сочинял на ходу, и начал писать повесть «Позывной «Десперадо», про тяжело заболевшего писателя своего поколения, который поехал воевать за Новороссию, чтобы вместо мучительной смерти найти там быструю; повесть была ему ясна до мельчайших деталей, но осенью он вдруг решительно ее бросил.

— Количество зла в мире сейчас умножать не следует, — сказал он. Потому что вещь была бы злая, и последние свои месяцы Успенский прожил — чего уж там — в отчаянии. Мне очень горько, что он не дожил до конца этого стыдного периода отечественной истории, когда разные сомнительные типы учили его Родину любить, а он и сам это умел как никто, и никого не обучал, кстати. И мне даже кажется — может, это просто первый порыв горя, — что его забрали заблаговременно, дабы он не увидел самого страшного и не усомнился во всем, что любил.

Я пишу не для того, чтобы дать выход горю или примазаться к его славе: Успенский в моих похвалах не нуждается, его Стругацкие и Аксенов называли наследником, лучшим представителем поколения, что к этому добавить? Когда он пошел на знаменитую писательскую прогулку — я видел, как на подпись к нему несли зачитанные-перечитанные, рассыпающиеся в руках экземпляры «Там, где нас нет» или «Гиперборейской чумы»: нет для писателя большего счастья, чем видеть свою книгу потрепанной, передаваемой из рук в руки. Я просто хочу, чтобы хоть смерть Успенского — раз у него живого не получилось — сплотила цех и заставила оглянуться, одуматься, что ли. Вспомнить, какими мы были и каким он был. И, естественно, если кто не читал до сих пор его книг с кислородом живой русской речи и милосердной, роскошной выдумки, — пусть хоть теперь прочтут: сочинения Успенского действуют и на самое черствое сердце, и нам, сегодняшним, они напомнят о возможности другого мира. Этот мир нам доступен, но мы его упорно топчем, смешиваем с грязью, стараемся не замечать, как хрустят в грязи его сверкающие осколки.

Успенскому повезло — у него был прекрасный друг-соавтор Андрей Лазарчук, вместе с которым — и с его женой Ирой Андронати — они сочиняли особенно успешно и радостно. У него была красавица-жена, красноярская журналистка Нелли Радкевич, благодаря которой он, пожалуй, и вышел из кризиса середины жизни. У него были друзья, дочь, внуки, которые его обожали, и дело, в котором ему не было равных. Этим людям сейчас тяжелей всего, а делу его жизни нанесен такой удар, какого не было со времен смерти Бориса Натановича. Утешений никаких нет, кроме разве мысли о том, что Успенский в раю. Смерть ведь и есть райская машина, возвращающая райскую птицу туда, откуда она к нам залетела.

А вообще отличная была жизнь, вопреки безденежью, сибирскому холоду и отодвинутости от литературного мейнстрима. Как сказал он мне после одной крутой литературной вечеринки: «Отличный вечер был! Стихи почитали, выпили, подрались — все как положено».

Автор: Дмитрий Быков


Постоянный адрес страницы: www.novayagazeta.ru/arts/66530.html

Однажды к Эрнеcту Резерфорду, президенту Королевской академии, обратился коллега за помощью. Он собирался поставить самую низкую оценку по физике одному из своих студентов, в то время как тот утверждал, что заслуживает высшего балла. Оба - преподаватель и студент - согласились положиться на суждение третьего лица, незаинтересованного арбитра. Выбор пал на Резерфорда. Экзаменационный вопрос гласил: «Объясните, каким образом можно измерить высоту здания с помощью барометра?».

Ответ студента был таким: «Нужно подняться с барометром на крышу здания, спустить барометр вниз на длинной верёвке, а затем втянуть его обратно и измерить длину верёвки, которая и покажет точную высоту здания».

Случай был и впрямь сложный, так как ответ был абсолютно полным и верным! С другой стороны, экзамен был по физике, а ответ имел мало общего с применением знаний в этой области.

Резерфорд предложил студенту попытаться ответить ещё раз. Дав ему шесть минут на подготовку, он предупредил его, что ответ должен демонстрировать знание физических законов. По истечении пяти минут студент так и не написал ничего в экзаменационном листе. Резерфорд спросил его, сдаётся ли он, но тот заявил, что у него есть несколько решений проблемы, и он просто выбирает лучшее.

Заинтересовавшись, Резерфорд попросил молодого человека приступить к ответу, не дожидаясь истечения отведённого срока.

Новый ответ на вопрос гласил: «Поднимитесь с барометром на крышу и бросьте его вниз, замеряя время падения. Затем, используя формулу, вычислите высоту здания».

Тут Резерфорд спросил своего коллегу преподавателя, доволен ли он этим ответом. Тот, наконец, сдался, признав ответ удовлетворительным. Однако студент упоминал, что знает несколько ответов, и его попросили открыть их.

- Есть несколько способов измерить высоту здания с помощью барометра, - начал студент. - Например, можно выйти на улицу в солнечный день и измерить высоту барометра и его тени, а также измерить длину тени здания. Затем, решив несложную пропорцию, определить высоту самого здания.

- Неплохо, - сказал Резерфорд. - Есть и другие способы?

- Да. Есть очень простой способ, который, уверен, вам понравится. Вы берёте барометр в руки и поднимаетесь по лестнице, прикладывая барометр к стене и делая отметки. Сосчитав количество этих отметок и умножив его на размер барометра, вы получите высоту здания. Вполне очевидный метод.

- Если вы хотите более сложный способ, - продолжал он, - то привяжите к барометру шнурок и, раскачивая его, как маятник, определите величину гравитации у основания здания и на его крыше. Из разницы между этими величинами, в принципе, можно вычислить высоту здания. В этом же случае, привязав к барометру
шнурок, вы можете подняться с вашим маятником на крышу и, раскачивая его, вычислить высоту здания по периоду прецессии.

- Наконец, - заключил он, - среди множества прочих способов решения данной проблемы лучшим, пожалуй, является такой: возьмите барометр с собой, найдите управляющего и скажите ему: «Господин управляющий, у меня есть замечательный барометр. Он ваш, если вы скажете мне высоту этого здания».

Тут Резерфорд спросил студента, неужели он действительно не знал общепринятого решения этой задачи. Он признался, что знал, но сказал при этом, что сыт по горло школой и колледжем, где учителя навязывают ученикам свой способ мышления, который не всегда приемлет не стандартных решений.

Студент этот был Нильс Бор (1885–1962), датский физик, лауреат Нобелевской премии 1922 г.

Источник - meta.kz

запись создана: 07.11.2014 в 21:50